Светлана: Это обычная история. В нашей семье все архитекторы: дедушка, мама, бабушка была, мы с сестрой. У меня сестра-близнец. Наши дети тоже архитекторы. В общем, семейная традиция. Ничего другого просто в голову не приходило. Не знаю, хорошо это или плохо.

Светлана: Однако, надо сказать, не все потомственные архитекторы становятся хорошими архитекторами.

Светлана: Я не думала о самостоятельной работе, всегда считала, что это должна быть командная история. Но поскольку я окончила МАРХИ в 1988 году, а тогда еще всех распределяли по Моспроектам, то я попала в Моспроект-3, который занимался привязками типовых домов. Это было не интересно, скучно, не соответствовало моему пониманию работы дипломированного архитектора. Мне казалось тогда, что в МАРХИ выращивают исключительно гениев. Кстати, там до сих пор продолжают почему-то считать, что должны выращивать гениев. Хотя это неправильный подход. Это просто обычная профессия. А вот дальше как у тебя сложится, это твой труд. А про этот труд все забывают, закончив МАРХИ. Поэтому мой опыт работы в Моспроекте я считаю очень важным. Сейчас я понимаю, что это было необходимо и правильно, о чем наши молодые архитекторы, к сожалению, не подозревают. Потом я работала в реставрационной мастерской. Кстати, тоже полезный опыт.

Светлана: Я не думала о самостоятельной работе, всегда считала, что это должна быть командная история. Но поскольку я окончила МАРХИ в 1988 году, а тогда еще всех распределяли по Моспроектам, то я попала в Моспроект-3, который занимался привязками типовых домов. Это было не интересно, скучно, не соответствовало моему пониманию работы дипломированного архитектора. Мне казалось тогда, что в МАРХИ выращивают исключительно гениев. Кстати, там до сих пор продолжают почему-то считать, что должны выращивать гениев. Хотя это неправильный подход. Это просто обычная профессия. А вот дальше как у тебя сложится, это твой труд. А про этот труд все забывают, закончив МАРХИ. Поэтому мой опыт работы в Моспроекте я считаю очень важным. Сейчас я понимаю, что это было необходимо и правильно, о чем наши молодые архитекторы, к сожалению, не подозревают. Потом я работала в реставрационной мастерской. Кстати, тоже полезный опыт.

Светлана: Это был первый Моспроект, 13-я мастерская, кажется, возглавлял ее Ларионов, а работала я в бригаде у Маргариты Абрамовны Дергачевой. Она, к сожалению, уже ушла из жизни. С ней работали классные и профессиональные люди. Мы вместе с ней делали и Пассаж. Именно там стало понятно, что к чему и как все устроено.

В это же время, вероятно в 1991 году, мы вместе с сестрой уехали на Кипр для участия в международном архитектурном конкурсе. Тогда все боролись за такие поездки, нас официально отправлял Союз Архитекторов. Это был отличный опыт общения со своими зарубежными коллегами. Наша команда, выиграла, но в этот период страна переживала трудные времена, пресловутые 90-е, и мы договорились с нашими новыми друзьями остаться и поработать в их фирмах.

По возвращении я отправилась в «свободный плавание». К этому времени уже отменили все обязательства где-то работать, появились кооперативы. Это был, наверное, 1992 год. Я поработала со многими хорошими архитекторами: Николай Лютомский, Владимир Плоткин, ребята из компании «Арт-бля». Периодически непосредственно ко мне стали обращаться с предложениями спроектировать дом или квартиру, сделать интерьер. И вот так в 1998 году я решила заняться самостоятельной практикой. В конце 90-х появилось достаточно много обеспеченных людей, готовых на эксперименты, у них были собственные идеи, как обустроить свою жизнь. Это было отличное время, не простое, но как архитектор я стала известна, конечно, в узких кругах, именно в начале 2000 года.

Светлана: Конструктивные особенности объекта всегда согласовывались с заказчиком, выбор всегда был за ним. Но те объекты, которые удалось провести от проекта до последнего гвоздика, - это индивидуальные «изделия», сам объем, и его внутреннее содержание.

Светлана: Заказчик серьезно занимался спортивной стрельбой.. Он купил карьер. Освоение всей огромной территории было решено начать с клуба. Так появились объем и идеология проекта. В то время, в 2003 году, производство клееного бруса только начало развиваться, но кто хочет, тот всегда найдет. В проекте были заложены непростые углы, стыки с определенными врезками. Сделать это было практически невозможно усилиями наших строителей. Но сделали, правда, не так «звонко», как хотелось бы. . Так появилась идея покраски в красный цвет.

Светлана: Этот активный красный цвет стал «отвлекающим маневром» от плохого качества строительства. Не более того.

Светлана: Да, сработало. Потом и Тотан Кузембаев стал красить свои дома в красный цвет. Но к тому времени уже появились производства клеёного бруса.

Светлана: Да, Рем Колхас покрасил и я. Информация в то время не была так распространена, как сейчас. Дом Колхаса я увидела только спустя несколько лет, уже в 2003 году.

Светлана: Возможно, но я это сделала по совершенно конкретному поводу, Это был «спасательный круг», если хотите. Вот и возник в моей голове именно такой вот «американский» красный цвет, который, как мне кажется, стал центром, - я про цвет всего будущего огромного и теперь активно работающего спортивно-стрелкового комплекса. Так было положено начало. Как сейчас - не знаю, это я опять про цвет. Его надо поддерживать, находят ли они именно этот колер?

Светлана: Представляете, американский флаг? Там красный. Вот у нас в России такого красного цвета нет.

Светлана: Вы имеете в виду наш Российский флаг? Я, честно говоря, не хочу все время сравнивать цвет, например, красный, с цветом крови. Наверное, просто нет такого пигмента - вот и все. Как объяснить по-другому, не знаю.

Светлана: А как может быть связано название «Лисья нора» с цветом? Если про лису, то она бывает и чёрно-бурая, и рыжая, но точно не красная. Там была раньше деревня, называлась «Лисья нора».

Светлана: Все зависит от объекта. Если говорить про мои объекты, то дерево как материал использовалось по-разному.

Светлана: Я уже говорила, что в то время у нас не было такого производства - изготовления клееного бруса с соблюдением всех технологий и в том числе стыковкой всех узлов, которые шли под косыми углами. Дерево здесь выполняло роль несущей конструкции, и одновременно деревянные брусья были частью интерьера.

Светлана: Я даже не помню, это «сто» лет назад было. Какие-то военные организовали предприятие, открыли завод по производству клееного бруса. Это было почти 18 лет назад - в 2001 году был основан, а в 2003 году построили.

Светлана: Да, правда, я сначала еще многое построила в стрелковом клубе, значительно раньше, до Пирогово. Там я реализовала два моих любимых строения. Почему любимых? Потому что там были самые лучшие мои заказчики, которые полностью доверились мне, отсюда и такой эффект. Один дом с розовыми ставнями. Заказчик хотел иметь «домик в деревне» и категорически был против применения какого-либо металла. Я опять столкнулась с производством: наличие клееных стрельчатых арок, выполняющих роль несущей конструкции. Проблема стыков. Опять поиски. Хотя это были уже 2007 или 2008 годы. Дом полностью деревянный, и конструктив, и ограждающая конструкция. Там даже покрытие кровли деревянное. А во втором доме несущие конструкции железобетонные - и заказчик с этим согласился. Он тоже, кстати, хотел изначально весь дом деревянный. Но я его убедила, что так будет быстрее! Для заполнения стен, то есть для ограждающей конструкции, был применен все тот же клееный брус, который является одновременно и стеновым декором. То, что Вы видите на фасаде дома, это навесная конструкция, сочетание деревянных реек с рейками из плексигласа, толстого цветного оргстекла. Это очень дорогой материал! Этот же материал был использован для ставень. Дом со ставнями был построен на 1,5 года раньше.

Светлана: В основном люди, которые занимаются своим бизнесом. Но сейчас таких людей становится все меньше, я имею в виду тех, кто готов идти на нестандартные «истории». Я перфекционистка по натуре, у меня особое отношение к чертежам – я требую очень серьезной проработки и отслеживаю все в процессе строительства. Любой узел, заложенный в проекте, это деньги. А когда приходят строители и начинают «вникать» в чертежи, то понимают, что «попали», и стараются их упростить, - и, в результате, возникает совершенно другая история. А заказчик и рад: « На миллион дешевле получается». Соответственно, на «миллион» дешевле вся эта история и выглядит. В плохом смысле слова. Заказчику не объяснить, так как чертежи он не читает. Но так, конечно, бывает не всегда. Обидно, когда заказчик отказывается от авторского надзора.

Светлана: Да, сейчас эту профессию, по-моему, проще убрать. Архитектор не главный. Строительные компании нанимают себе так называемых проектировщиков, и они там что-то «колупают» на зарплате в 40 тысяч. Особенно убивают планировочные решения квартир. Вот я таких «архитекторов» выпускаю из МАРХИ, видимо, они как раз идут в ПИК, например. Все просчитано инвесторами, вплоть до количества стояков. А если пригласить хорошего или, не дай Бог, великого архитектора на планировочные решения, то это будет стоить денег. А тут главное - получить экономию. Это такой бизнес.

Светлана: Ничего не решает, абсолютно, он никто и звать его никак. Застройщики могут, например, «захреначить», извините за слово, какую-нибудь пристроечку или залепить окошечко, и так далее.

Светлана: Вот на Западе есть страховка архитектурного проекта, без этого строитель не берет чертежи. И всё строго выполняется по чертежам. Если вдруг по каким-то причинам, а это возможно, процесс строительства отклоняется от проекта, это сразу прописывается на всех иерархических ступенях и чертежах. Если что-то пропустили, то разрешать ситуацию приходится через суд. А у нас без страховки работают – это сегодня нормальная практика. Отказываются от авторского надзора - это стоит денег. Дальше на стройке творят все, что угодно. И начинается: бетон не тот привезли, не 500 марки, а 100 марки (для укладки плитки), и они делают перекрытие из этого, а потом удивляются, почему у них все проседает. Технического надзора тоже нет, потому что надо опять же платить деньги. Вот и все. Архитектор устраняется, он не нужен.

Светлана: Да, вы нам сделайте эскизы, а мы дальше сами. В начале 2000-х мы могли и делали проекты до последнего гвоздя, до дверной ручки – сейчас, конечно, такого уже нет.

Светлана: Я даже не знаю, что ответить, я ужасно расстраиваюсь. Потому что у тебя столько всяких знаний и опыта, а как-то ты никому не интересен. Вот мои студенты часто занимают первые места на всех конкурсах дипломных работ, но после сдачи даже не звонят и не говорят «спасибо». Я даже иногда думаю: это воспитание, наверное, такое от родителей. Я не знаю, как это объяснить. Отсутствие культуры в обществе в целом, начиная с верхов, постепенно выстроилось. Например, верхи или, чего говорить, студенты считают, что раз они платят деньги, то ты их обслуживаешь. Они к тебе не относятся, как к профессору, как к человеку, который что-то знает. Ты для них обслуживающий персонал, даже для студентов. Не говоря уже про заказчиков, для которых ты всегда был обслуживающим персоналом. Сейчас они тебя урезают в деньгах так, что ты себя уже уважать не можешь. Ты просто не можешь и не имеешь право работать за эти деньги. Просто потому, что профессия обесценилась. Просто ее нет. Ну, может быть, есть какие-то мощные бюро, которые действительно строят огромные дома и объекты, - они как-то выживают сейчас, и то, думаю, с большим трудом. Потому что им тоже не платят деньги, я просто знаю. Они тоже рисуют концепции, а дальше строительная компания все забирает под себя.

Интервью взяла Лиза Фонская. Август 2020