Роман: Как ни странно, новую для России тему. Портал, посвященный исключительно деревянному домостроению, вообще строительству из дерева, это прекрасно.

Роман: Первый опыт большой работы с деревянными конструкциями был, наверное, году в 2003. Нужно было сделать к дому пристройку, бассейн. Но, по запросу, она оказалась у меня почти в два раза больше дома, к которому пристраивалась. Как всегда заказчику хотелось какой-то очень легкой, изящной конструкции. Калифорнийская мечта на нашей почве, с нашими условиями. Я долго думал, а как же мне, собственно говоря, обойтись с конструкциями. Оказалось, что очень здорово, что есть дерево, которое у меня с улицы внутрь проходит без всяких проблем. Что не нужно его утеплять, оборачивать дополнительно. Не нужно его украшать, оно само красивое. Тогда клееная древесина еще была довольно большой редкостью. Но, тем не менее, мы решились, и заказчик решился, и строители. И отлично сработали.

Роман: Тогда, по-моему, мы познакомились с «Лес-маркетом», если я не ошибаюсь. Это был не завод. Сейчас они, в основном, занимаются большими пролетами, перекидывая мосты через дороги, делая переходы. В Тульской губернии, или еще где-то. Не знаю, они остались на этом маленьком рынке или нет. Мы с ними сделали несколько зданий. Они владеют технологией криволинейных балок, которые мы очень любим. А дальше получилось так, что почти во всех проектах я использовал этот прием, когда мне нужно было перекрыть большой зал и как-то показать дерево в интерьере и в экстерьере. Плюс мне это нравится, просто нравится, и все.

Роман: Нет, я вообще не собирался быть архитектором.

Роман: Я собирался быть художником и переживал по поводу того, что мне нужно было бы достичь вершин Леонардо, Микеланджело и всех остальных. Ну, как любой пацан… Я много рисовал, класса с пятого. Занимаясь профессионально спортом, я свободное время проводил за живописью, рисунком. Но это было совершенно неосознанное движение, просто мне нравилось. А когда я стал понимать, что надо как-то готовиться к этой судьбе, оказалось, что я немного опоздал. Поскольку в художественную школу я не ходил, а ходил на велоспорт, время ушло практически безвозвратно. Соответственно, к поступлению в художественный вуз я просто не успевал подготовиться. Единственным местом, где меня взялись обучаться рисунку, оказалось школа молодого зодчего, при Харьковском инженерно-строительном институте. Откуда был прямой путь в архитектуру. И огромная благодарность моим преподавателям, которые на тот момент принимали этих не определившихся «желторотиков». И направляли туда, куда нужно. Если бы не они, наверное, я бы не был архитектором. А так, оказалось, что вся жизнь связана с архитектурой. И что кроме этого я ничего не умею делать. А это очень тяжелый и неблагодарный труд.

Роман: Очень тяжелый. Мы всю жизнь ждем. Когда мой первый дом построили и хозяева въехали, я посчитал, сколько лет прошло от нашего с ними знакомства, и понял, что это пять лет. Мне на тот момент был ровно тридцать. Реально, очень тяжело. На один дом пять лет.

Роман: Любой художник хочет быстрых результатов. Понятно, что Иванов мог писать своего Христа бесконечно, но это его вопрос. Но любому творческому человеку хочется видеть, как его мысли обретают плоть и становятся самостоятельными. Это единственное, что в этой профессии привлекает, что неоценимо. Именно то, что ты видишь, как реализовываются твои замыслы. Причем в таком еще серьезном материале: дерево это, кирпич или бетон с металлом.

Роман: Нет, у меня в портфолио не деревянные проекты. Я выделил свои деревянные проекты в отдельный бренд. Потому что их стало много, они стали занимать существенно больше места в работе, наверное, 15-20%. Хотя дерево у меня присутствует практически во всех проектах.

Роман: Оно всегда было у меня в работе. Сейчас, может быть, я в такой большой, условно, архитектуре попытаюсь немножко отойти. Ну, видимо возраст, хочется быть спокойнее. Поэтому буду все это «причесывать». Дерево, может быть, и уйдет, либо наоборот.

Роман: Мне хочется больше скупости в отделке. Будет это дерево или камень, не имеет значения. Может, тут только дерево и останется. Хочется поэкспериментировать. Понятно, что это всего лишь мои пожелания. Ты сам создаешь свой образ архитектора, а потом из него очень тяжело выбираться. Когда к тебе приходит человек и хочет того, что ты уже делал, или похожего, то ты ему предлагаешь, а давайте поэкспериментируем. Но это уже достаточно трудно сдвигать. Ты сам находишься во власти своего же имени. Вот первую половину своей профессиональной жизни работаешь на имя, а потом думаешь, что наконец-то имя работает на тебя. И тут ты обнаруживаешь обратную сторону этого и понимаешь, что, может быть, не так это и хорошо.

Роман: Я бы не ставил так вопрос. Я не завязан только на дерево. Дерево помогает мне эффективно решать поставленные передо мной обстоятельствами задачи. Это климат, прежде всего.

Роман: Для простого обывателя это всегда ассоциация с чем-то теплым, домашним, уютным. Запах дерева, хорошо дышится в деревянном доме. Это наполовину легенда, но, тем не менее, так и есть. Это с точки зрения обывателя. А с точки зрения архитектора, это наиболее пластичный материал. У меня нет проблемы перекрыть 12 метров деревянной балкой, даже 20 метров. Есть примеры, когда огромные залы перекрываются клееными конструкциями. В металле и бетоне можно сделать то же самое, но, наверное, не будет так изящно. Потому что мы увидим какую-то жуткую решетку, путаницу. Вместо изящных, красиво выглядящих даже без отделки деревянных элементов. О чем еще говорить.

Роман: Можно я не буду говорить про экологию, потому что мне не нравится эта тема, в принципе.

Роман: Потому что это все ложь.

Роман: Что значит возобновляемый ресурс? Дерево не возобновляется. А металл можно переработать. Дерево гниет на воздухе и в воде. Преимущества у дерева перед другими материалами, с точки зрения экологии и устойчивости, нет никакого.

Роман: Металл можно переработать. Вы заблуждаетесь. Металл на планете Земля ресурс неисчерпаемый. У нас ядро состоит из металла, из феррума, так, на секундочку. Плюс переработка металла позволяет его возобновлять. Лучше всего на сегодняшний день перерабатывается и участвует в ресайклинге именно металл, меньше всего проблем. С пластиком, со всем остальным проблем больше. И дерево, если я вынимаю какую-то конструкцию из дома, то переработать я его могу только в стружку или в пеллеты. Ну, может быть, как сейчас модно у хипстеров, в старые «балочки», старые «досочки», вот таким образом. Бетон мы можем раздолбить в крошку. Поэтому у нас практически все материалы могут считаться экологичными, кроме пластика. Стекло перерабатывается, переплавляется, из окон, из стеклопакетов. Металл, алюминий, и все остальное тоже. Остается пластик, которого, в принципе, в домах не так уж и много.

Роман: Понятно. Так вот, как ни странно, преимуществ для потребителя дерева, на самом деле, не так много. Первое, это скорость возведения конструкции. Это явно гораздо быстрее, чем обычные технологии, в кирпиче, в бетоне, в чем угодно. Дальше, при определенном умении и «ловкости рук» архитектора, можно, фактически, не заморачиваться с внешней и внутренней отделкой. Мы поставили дом, и все, вы можете в нем поселиться. То есть время строительства в 2-3 раза короче, чем у традиционных технологий. Это самый огромный плюс.

И, конечно, это ощущение тепла и того, что это материал живой. Да, это живой материал. И все, что связано у нас с деревом, видимо, идет из самого раннего детства. Мы по нему лазаем, мы его тащим. Любой человек связан с деревом, где бы он ни вырос, в пустыне или на Северном полюсе. От этого никуда не денешься, эта связь есть, она жива. Я тоже живу в деревянном доме

Роман: Я живу в таком доме не потому, что у меня тоска по деревянным конструкциям, вернее, по ощущениям «деревяшки».

Роман: Это еще и самый дешевый способ строительства. Я вышел на деревянные конструкции по одной простой причине. Я собирался строить дом выходного дня, для редких заездов на природу, Но при этом мне хотелось, чтобы у меня наконец-то появился туалет не во дворе, а внутри, плюс кухонька, плюс душик. И дальше начинаются проблемы. Вот зимой я уехал на месяц и оставляю дом замерзать, как-то так. Сперва я так и думал, что буду его бросать, и он будет замерзать. Для того чтобы эти циклы размораживания и прогрева были наименее тяжелыми для конструкции здания, а это всегда стресс, самое живучее, это каркасник. В нем много мелких элементов, которым все равно, сколько ты их будешь охлаждать или прогревать, вот абсолютно все равно. Плюс утеплитель, у меня это все нагревается за три секунды. Но потом встал вопрос, а как же мне все-таки греться , как мне не размораживать санузел и всю систему водоснабжения и отопления. И пришлось решать проблему того, как это все-таки греть. Соответственно, дом должен быть максимально эффективным, с точки зрения теплопередачи. И это каркасник. Более теплой системы придумать невозможно. Дом фактически состоит из утеплителя, все. Это, собственно говоря, и решает все вопрос. Еще отделка изнутри и снаружи. Изнутри, понятно, выбор для меня был небольшой. На рынке есть имитация бруса, я ее покупаю, старую, и, собственно говоря, могу начинать жить. Дом, по сути, не требует отделки. То же самое деревянные полы. Бросили доску, помазали маслом, начинаем жить. То есть отделка прошла в течение двух недель. Группа товарищей взяла кисточки и все это промазала воском, все стены просто чуть-чуть сделала светлей. Снаружи я противник вообще обработки дерева. У меня дом стоит естественного цвета.

Роман: Ну, пока еще нет, это процесс не быстрый. Сейчас он похож на розового слона. То есть оттенок такой диковатый слегка.

Роман: Ну, во-первых, с первой частью я не соглашусь. «Меганом» строит.

Роман: Может быть, это даже не первая ласточка. Юг Франции очень активно застраивается нашими архитекторами, Кипр. А почему на притцкера не выбирают, а кто-нибудь подавал?

Роман: И я не знаю. Для того чтобы выигрывать в конкурсах, нужно в них участвовать. Вы анализировали состав участников больших международных конкурсов?

Роман: Не знаю, может быть. Много из наших ребят учуствуют постоянно в конкурсах. Вот в бумажных учуствовали и выигрывали.

Роман: Вот вам и ответ. Ни вы, ни я не знаем, как туда подаваться, потому что не интересовались. Дальше, структура наших архитекторов является членом архитектурной ассоциации, например, британской или германской. Чобан и еще пара человек – американской, и так далее. Кто в этом всем учуствует? Мы просто, как обычно русские, очень ленивые. Поэтому о нас не знают, потому что мы о себе не очень сильно рассказываем. А процесс самопродвижения сложный. Сам себя не покажешь, никто тебя не покажет.

Роман: А уровень нашей архитектурной мысли, мне кажется, сейчас достаточно высок. Посмотрите те же интерьеры, которые делают наши отечественные архитекторы для общественных зданий. Роскошные вещи. Тот же Борисов с его последними проектами, Тотан, Чобан, Скуратов. Очень много людей, которые делают очень качественную, вдохновенную архитектуру.

Роман: Наверное, да. Я думаю, что просто Шигеру Бан учуствует в гораздо большем количестве международных конкурсов, чем позволяет себе делать тот же Тотан, все. Мы не закончили эту тему. Когда смотришь участников и победителей конкурсов более и менее значимых, международных, то видишь два десятка имен, которые везде, они везде участвуют. Они рано или поздно выигрывают. На это нужно тратить время, силы, деньги. Раз в год мы какой-то конкурс сделаем, потом опять текучка. Как всегда, когда ты только увлекаешься какой-то задачей творческой, именно конкурсной, вдруг наваливаются заказчики. Их не было полгода, и вдруг они посыпались. И что делать, тебе же нужно зарабатывать, нужно выживать. Вот она, эта безалаберность наша.

Роман: Да, этим надо заниматься, но это требует ресурсов, и творческих, и финансовых.

Роман: У меня нет своего мнения по поводу того, почему хороша или плоха реновация. Не знаю, посмотрим. Наверное, хорошо. Потому что у нас есть очень большой фонд старого, ветхого жилья, которое нужно менять однозначно. Вы не будете с этим спорить?

Роман: То, какие формы приобретает реновация, другой вопрос. Опять же нужно посмотреть, что получится, и давать свою оценку уже потом. Те проекты, которые я видел, с одной стороны, прикольные, с точки зрения архитектуры. Как там будет житься, я не понимаю. Это можно почувствовать только на своей шкуре. У нас идет необычный путь развития урбанистики, мы непонятно куда движемся. Если в Штатах все живут за городом, не экономят деньги, не экономят площадь дома, и там развиваются инфраструктура, дорожная сеть и все остальное, то почему у нас происходит обратное, почему мы, действительно, бесконечно уплотняем застройку, не понятно.

Роман: У нас, может быть, не хватает инфраструктуры, тех же дорог. Мы можем в этой ситуации просто задохнуться. Мы уже задыхаемся, это очевидно. Как любой мегаполис Москва потихоньку умирает. Какие бы драконовские меры не принимали по поводу частных водителей, Москва все равно умрет. В плане коммуникации автомобильной, нет шансов. Ни один город этого не пережил.

Роман: Это правильно.

Роман: Не знаю, у меня нет ответа. Я вообще не специалист по теме больших градостроительных проектов. Когда появляются мегапроекты, они очень часто оказываются нежизнеспособными. Через это прошли многие именитые архитекторы, не будем упоминать их имени. Я не урбанист, я не градостроитель. Я не умею мыслить такими масштабами, я себе отдаю в этом отчет. Поэтому мне проще оказаться в каком-то квартале и посмотреть, как я там себя чувствую. Для меня важен конкретный участок, по которому я могу походить, понять, где мне поставить дом, как его ориентировать, как вжиться. А думать категориями сотен домов я не умею, я по-другому заточен, так сложилось.

Роман: Ну да. Есть мастера больших форм, есть камерных. Вот я мастер малой формы.

Роман: Очень сложный вопрос. Скажу так. Наверное, я и архитектура – антагонисты.

Роман: Мы не дружная семья. Это единственное, чем я умею зарабатывать себе на жизнь. Но я не люблю архитектуру как профессию. Я мечтал быть художником.

Роман: Можно, я совмещаю. Я занимаюсь фотографией, графикой.

Роман: А мы тянем пациента пять лет.

Роман: Да, но он же делал свой выбор осознанно, он же участвовал в проекте. Или кто-то из наших архитекторов предлагает заказчику то, с чем тот не может согласиться? Наверное, нет. Мы проживаем и вместе с ним пытаемся смоделировать его жизнь. Я всегда прошу, чтобы заказчики приходили всей семьей, с детьми. Мне очень важно пообщаться и понять, кто как себя ведет. Чтобы попытаться хотя бы частично ухватить модель жизни семьи, чтобы сделать дом для них удобным.

Роман: Единственное, зачем к нам приходит заказчик, это за поддержкой. Это самое главное. Это очень хорошо было видно в 90-х на примере вот тех ребят. Очень крутые люди были, очень серьезные. Но они оказывались в незнакомой для себя ситуации, где очень легко было проколоться. И поэтому самое главное чего они требовали от архитектора, это поддержки и возможности принимать ответственные решения за него. Ничего не изменилось. Просто тогда они это тщательно скрывали, за такой суровостью показной, ни одного цензурного слова, и так далее. А начинаешь разбираться – ранимые люди, которые оказались в ситуации, когда они не могут принять решение правильно, им не хватает на это знаний и опыта. И ты это делаешь за них. Это задача архитектора. Принять правильное решение ответственно за своего заказчика, который этого сделать, к сожалению, не может. Потому что ему не хватает именно опыта. Те, кто строит второй, третий раз, почти всегда это делают с тем архитектором, с которым построили первый дом. И там уже просто тишь да гладь, да Божья благодать. Все знают свои роли, никто не лезет в чужой огород. Я выслушал ваши «хотелки», я сделал вам работу. И если даже заказчик не согласен и не понимает, он все равно делает, так,и как я скажу. В итоге оказывается, что да, это круто, все. А первая работа, первое знакомство всегда очень сложные. Очень тяжелый момент, как найти точку, после, которой доверие заказчика твоим решениям становится безграничным. Обычно это происходит через потери финансовые, на которые заказчик идет самостоятельно. Когда он отступает от проекта, в какой-то момент решав, что он лучше сделает. Потом понимает, что получилось не лучше, переделывает по проекту, и вот тогда все, расслабляется: «Делайте все, как он решил, ко мне не лезьте, вот есть архитектор, занимайтесь».

Роман: Да, он тяжелый. И очень сложно, когда между тобой и клиентом стоит какое-то стекло, стеклопакет.

Роман: Через посредников не работаю. Если нет доступа к телу клиента, я от работы отказываюсь и не делаю ее ни за какие деньги. Потому что это невозможно. Это выброшенное время.

Роман: Если у него нет времени на общение с архитектором, на совместную работу, тогда, наверное, проще попытаться найти готовый дом и купить его. И не морочить голову друг другу, не тратить время и силы.

Роман: Честно? Пасекой, пчел разводить.
Фотографией хочется заниматься, акварель вспомнить. Вот недавно взялся, понял, что очень давно не трогал кисти, краски, и все с нуля.

Роман: А я этим занимаюсь всю жизнь.
Я это безумно не люблю, но вся мастерская - это мои ученики. Большая часть приходит вообще студентами. Даже с теми, кто приходят не студентами, первый-второй год после выпуска, ты все равно большую часть времени занимаешься обучением. Какие формы это приобретает. Та метода, которую я считаю наиболее эффективной, не применима в общественных местах, скажем так.

Роман: Закон джунглей, выживает только сильнейший. Если ты никто, то я обязательно об этом скажу, и не один раз.
Потому что отбор на работу довольно суров. Если человек попадает, то я знаю его возможности. Если он не соответствует своим возможностям, то это меня выбешивает больше всего. Когда я понимаю уровень, на который ты можешь подняться, а ты этого не делаешь. Я не понимаю, почему ты этого не делаешь. У тебя что, слишком много времени в жизни? У меня на первый дом ушло 5 лет. Чтобы добраться к первому дому, ушло еще 10 лет. Итого 15. Через 15 лет после того, как я стал более и менее считать себя архитектором, я получил в портфель первый объект. Это очень долго. Сейчас мне уже за полтинник, я смотрю на свой портфель и хочется плакать, потому что мало. Я не готов тратить время, давая кому-то поблажки или возможность расслабиться, нет. Это не единственный метод обучения.

Роман: Сейчас немного, 10 человек.

Роман: Это наш главный архитектор, Алексей Петрович Алексеев.с 1999 года, 20 лет. Уникальный человек, у него нет до сих пор мобильного телефона, его нет в социальных сетях. Потрясающий человек, через него, в общем, прошли все.

Роман: Это нормально. У меня была ситуация, когда было 60 человек в работе. И я, вдруг, понял, что не хочу идти на работу. Вот не хочу, и все, мне это не нужно. Сейчас для меня наиболее комфортный размер мастерской, это 8-12 человек.
Максимально эффективная мастерская была у меня с 1997 по, наверное, 2003 год. Нас было пятеро, мы в год делали 200 проектов, у нас выходных дней не было, по определению. То есть 7 дней рабочих в неделю, все, это было условием приема на работу. Это очень тяжело, сейчас так уже не смогу.

Роман: Это как раз вот проект, на стройке которого я не был ни разу. Это был коммерческий проект для клиента, которому мы уже построили дом. Все стадии взаимоотношения, от страшной любви до ненависти, ругани и опять любви, мы уже прошли. Поэтому мы все всё понимали. Он собирался построить дом на продажу, коммерческий проект. От меня требовалось как-то угадать тему, чтобы это легко произошло. Строители были те же, которые строили первый дом, поэтому все было замечательно. Мы с ними приехали, посмотрели участок, эскизник прошел очень быстро, дальше началась стройка. И я приехал через два года, когда дом уже стоял и была завершена внешняя отделка. И заказчик принимает решение, что он продавать его не будет, а будет в нем жить сам.

Роман: «Усадьба Жаворонки».

Роман: Нет, здесь все на свете, смешанная конструкция. Здесь опять же, как почти во всех моих домах, очень много дерева. Но, тем не менее, здесь не без кирпича и бетона.

Роман: Перекрытие бетонное.

Роман: Не знаю. Буду скромничать. Но на самом деле это не совсем так. Ты же не живешь в воздухе, все равно что-то выскакивает. Самый любимый, наверное, еще вот этот дом.

Роман: И архитектуры, и формы, и содержания, и образа, который получился в итоге. Из очень простых приемов получилась такая очень самобытная штука.

Роман: Это гостевой дом, поэтому террасы там основное. Вот здесь еще начиналось мое знакомство с деревом. Видите, как я здесь поставил «балочки», здесь перебор по сечениям очень серьезный. Инженер тогда не смог посчитать, и мы взяли с запасом.